Коран

Пустыня, Мекка и Медина –
Картина мира триедина,
А что до Иерусалима –
Претензия, пожалуй, мнима.

Я вспомнил русского пиита:
Старуху, рыбку и корыто.

23 января 2010 года

Стихи про то, как я попал к Боре на день рождения к Борису Штейну

В час печальный, час вечерний тучи плыли над харчевней,
Было холодно, из крана нервно капала вода.
Я сидел, мусолил стольник. Ворон сел на подоконник
И прокаркал: «Всё, что хочешь, я исполню без труда.»
      Я спросил: «Приедет Боря?»
      Он ответил: «Никогда!»

Жаль, не понял я ответа и сказал: «Досадно это!
Ты болтун или обманщик, плут, не знающий стыда!»
Он ответил: «Знаешь сам ты: Штейн подался в коммерсанты,
И его теперь не сыщешь, я пытался, но – беда! –
      Не приедет Боря в гости,
      Будь уверен, никогда!

Боря Штейн завяз в бетоне, как изюминка в батоне,
У него всегда горячка, напряжение, страда...» –
Так вещал мне чёрный ворон. Холодок бежал по шторам,
Я уныло хмурил брови, а потом сказал: «Когда
      Ты умолкнешь, врун болтливый, клеветник, ворчун злобливый?»
      Он ответил: «Никогда!»

Так ответил чёрный Ворон, словно ночь глухая чёрен,
После каркнул и во мраке растворился без следа.
Я измял бумажный стольник, заказал себе рассольник,
Но, лишившись аппетита, не доел его тогда,
      А поплёлся, ковыляя, в ночь, упорно повторяя
      Злое слово: «Никогда!»

Вот добрался я до дома, где жила супруга Ромма,
Но едва вошёл в жилище в градском парке у пруда,
Оседлавши бюст Рамзеса, птица чёрная из леса
На пути моём явилась вновь, и снова череда
      Чёрных мыслей проступила, только птица заявила:
      «Не приедет никогда!

Не надейся на фортуну, сам езжай теперь в Вентуру!
В час, когда замкнёт субботний праздник первая звезда,
Ты увидишь Борю Штейна и поздравишь с днём рожденья,
А иначе не приедет ни за что он, никогда.»
      Испугался не на шутку заклинанья птицы жуткой,
      Повторяя: «Никогда!»

Сделав над собой усилье, тут же сел в автомобиль я,
Чтобы вовремя явиться к месту встречи мне туда,
Где стихи прочту я Боре, заклинанью птицы вторя,
Чтоб навеки растворилось это слово в никуда,
      Чтоб не вспомнилось назло мне ни с похмелья, ни с просонья,
      Ни за что и никогда!

Боря, Боря! С Вами вместе проживём мы даже двести,
Впереди у нас, как в песне, лет великая орда.
Приезжайте в Сан-Диего, ну, хотя б на три ночлега,
Отдохните же от бега, что на долгие года.
     Тут Борис, такой проворный, обернулся птицей чёрной,
     И в ответ, как приговор,
     Прозвучало: “Nevermore!”

23-25 марта 2010 года

Триптих

1.
Читал стихи и спотыкался
На букве ё, вернее, е,
Которая должна была быть ё.
Но по какай причине –
Не мог понять я, по какой,
Две точки там, над головой
У буквы ё не наблюдались.
Из экономии чернил,
А, может, так, от неча делать...
Почём мне знать того причины,
Что нимб над головой у буквы,
Который был необходим ей,
Который, собственно, и делал
Из буквы е другую, ё,
Тот нимб из двух дискретных точек
Отсутсвовал, и я не мог
Прочесть стихи, не запинаясь,
Поскольку здесь, в стихах, важны
Повторы звуков, значит, рифмы,
И то, с чем проза бы смирилась,
Стихам смертельно. Чем сложнее
Система, тем, пожалуй, больше
Она до точности жадна,
И проще рушится она.

2.
Моё, твоё ли имя – наше
(Оно ведь общее у нас) –
Держу я в этой хрупкой чаше,
Чтоб выпить полностью за раз,

Чтоб джинн пиратского нектара
(Для джинна это разве труд?)
Спалил пространство от Дель-Мара
До Квинса в несколько минут,

Чтоб мимо время пролетело,
Крылом качнув аэродром...
Я пью из чаши имя Элла
Ромм.

3.
Склонясь над книгой этой ночью
(Я знаю, сердца нет у книг),
Опять я внемлю многострочью,
Хотя казалось, это – пшик,

Пустая трата капитала,
Там нет ни эврики, ни тайн.
Как ты бы наотрез сказала,
Всё это просто waste of time*.

Увы, ты знаешь всё на свете,
От всех замков хранишь ключи,
Ты видишь в ультрафиолете,
И инфракрасные лучи

Тебе видны, и ты утробно
Несёшь подобие оков
Всеведенья, сама подобна
Укравшему огонь богов.

Ты с частотой не меньше герца
Дрожишь, и стон похож на крик.
Ко мне твоё вернётся сердце
Буквально. И не нужно книг.

11 апреля 2010 года

*Waste of time – пустая трата времени (англ.)

Сонет о войне
                                            Лучше синица в небе,
                                            Чем ворона в руках.

Где в бой ушли штрафные батальоны,
Оставив позади заградотряд
И СМЕРШ – там кости до сих пор лежат,
Числа им несть, а имя – легионы.

В Кремле к столу – куриные бульоны,
А в Смольном – персики (подсыпать яд!),
У Берии – халва, чаи, лимоны
И целый штат молоденьких наяд.

Так – всем народом – шла страна к победе,
И рядовой, маршал – заодно...
Читай, потомок, эти буки-веди,
От плевел отковыривай зерно!

Не разобрать: синицы, вороньё,
И – по-нацистски: «Каждому своё».

25 мая 2010 года

* * *

Крепостная рухнула стена,
Крепостные вышли на дорогу.
Бог благословил их. Сатана
Сдержан был и не перечил Богу.

На дороге ждали мор и глад.
Не преодолев и километра,
Выжившие пятились назад,
Пятились назад, обратно в гетто.

Бог, не удивлён, но удручён,
Что никто не хочет быть свободным...
Сатана постукивал ключом
И плакаты вешал: «Хлеб голодным!»

17 июня 2010 года

Числительный акросонет на строку «Творцу венка один сонет – картошка»

Творцу венка. Один – сонет-картошка,
Два – тоже корнеплод, читай: свекла,
Три – то, что ты намедни испекла,
Четыре – чёрте что и Бабка Ёжка.
Пять – издеваться любим, но немножко,
Шесть – разыгралась острая игла,
Семь – дюже закусили удила,
А восемь – на метлу и вон в окошко!
Но девять – почему бы не играть,
Ведь десять – это маленькая рать,
Одиннадцать – почти большое войско,
Двенадцать – нас несметное число...
Тринадцать – как же всё-таки свезло
Четырнадцать – что мыслим мы неплоско!

26 июня 2010 года

* * *
                                       Андрею Корчевскому
Сегодня желание было
Мне песню спеть,
И я затянул по привычке
Про жизнь и смерть.

Про жизнь была песня краткой,
Ведь жизнь коротка.
Про смерть получилась песня
Долгая, как река.

По жизни, как по стремнине,
Несло вперёд,
А смерть была ровной гладью
Медленных вод.

По жизни на водопады
Меня несло,
А в смерти, чтобы проснуться,
Я брал весло.

И выбрать из них кого-то
Мне не посметь,
Ведь я полюбил обеих:
И жизнь, и смерть.

30 июня 2010 года

* * *
Растрата эмоций, амбиций
На чванство и злые интриги...
Дай Бог, чтоб хотя бы страницей,
Крупицей в Сети или книге,
Под ногтем невежды и хама,
В горниле библиотек
Остался бы ты, имярек,
Песчинкой в подножии Храма.

16 июля 2010 года

* * *
Плыли трубы и дымились тучи,
Верилось в возможность перемен.
Шторы я закрыл на всякий случай,
Чтобы за катреном плыл катрен.

Кажется, опять подводит зоркость,
Но не осязание и речь.
Что-то изменяется, но скорость
Так ничтожна – можно пренебречь.

15 октября 2010 года

Лужков

Когда в России было хуже,
Чем в стольном городе Москве,
Москва, отдавшись Голове,
Решила жить при новом муже.

И, выйдя замуж за Лужкова,
Она немедля расцвела:
Мэр круто закрутил дела,
И это было очень клёво.

Делили бабки пацаны,
Пенсинерам шёл целковый,
Москва же золотой коровой
Паслать на пастбище страны.

Но мэр, увы, влюбился в бабу
(Её Бабуриной зовут),
У той же бабы – жуткий зуд:
Попасть хотелось ей в прорабы.

Мэр изменил тогда супруге,
(Его попутал демон зла!),
Он столько наварил бабла,
Что все заахали в округе.

Он возомнил себя титаном,
Непотопляемым при том...
А город мучился гуртом,
Ещё гордясь высоким саном.

А город мучился от пробок,
От падежа на москвичей...
Увы, от города ключей
Москвич не видел. Дюже робок!

Титан жирел, не зная меры,
Теряя зрение и нюх.
Забыл, чудак, про русский дух,
И даже милиционеры
Дивились: как же он с Кремлём
Решил затеять заварушку?
Ведь это не убить старушку
Раскольниковским топором,
Ведь это вам не кнут и пряник,
А это Кремль, с ним шутки брось!
С ним не сыграешь «на авось»,
И ты, титан, пред ним – титаник.

Уйди Лужков лет пять назад,
Ему бы поклонились в ноги.
Он не попал бы в полубоги,
Но слыть героем был бы рад.

31 октября 2010 года

* * *
                                           Евгению Меркулову
Сегодня прочитал венок рассказов
О том, как человек глядит назад
Ночами, и рождается каскад
Его свербящей совести указов.
Тотальный суд без воплей и экстазов,
Мучительный, лишённый эскапад,
Ежесекундно гложет: "Виноват!" -
Рождая приговор из парафразов.
К чему весь мир, когда душа поэта
Уже самодостаточна? Из света
Летит она в пустоты до поры.
Однако зреет мудрое сомненье,
Вытаскивая время из забвенья:
Ужель в бездонность рушатся миры?

4 ноября 2010 года

* * *
                                   По мотивам Владимира Ромма
Ты со мной, и так близко –
Чтоб коснуться соска,
Опускаюсь я низко,
И ласкает рука
То бедро, то колено,
То овал ягодиц.
Афродита! Елена!
Мановенье ресниц!

Эта страсть, эти игры,
Эти скачки и пляс...
Раскаляются фибры,
Нарастает экстаз,
Пререкаясь с богами,
Что идут по следам...
И клубится кругами
Дым портвейна «Агдам».

Зародясь на востоке,
Бог восходит Атон.
Ароматные соки
Распирают бутон.
Оборвав на полслове,
Мы роняем на пол
Тот, что был наготове,
Самый хрупкий глагол,
И легко, а не больно...
В голубом, неглиже,
Ночь бессонна с тобой, но
Солнце встало уже.

13 ноября 2010 года

Строитель (Осипу Мандельштаму)

1.
Рьяно строил новый мир,
Колдовал его, факир,
Восхищался: поделом
За переломом перелом!

Сколько я наколдовал!
Какой накликал карнавал!
И наехало зевак –
Не перечесть теперь никак.

Дождь стучал о парапет,
Лом звенел о мой хребет,
Было весело вдвойне
Быть может, всем, и точно – мне.

2.
Ты меня, глядишь, уморишь,
Ты, промышленный Воронеж,
Я железа не снесу,
Не понять твою красу.

Мне легко, покуда тихо,
Здесь же глазом зырит лихо,
И царапает гвоздём
О железный чернозём.

Я уйду на край вселенной
В дымоход многоколенный,
Слушать я давно устал
Лязг металла о металл.

27 ноября 2010 года

Трагикомический триптих

1. Пишите скромно!

Писал стихи и собирал награды,
Писал мучительно хорошие стихи.
На них не раз замахивались барды,
Шальные музыканты от сохи.

Писал стихи – чем дальше, тем бойчее,
«Ни дня без строчки», даже ни полдня.
Любого знатока и книгочея
Мог разогреть, поддав огня, огня...

Писал стихи и упивался славой,
Открыл в Сети музей своих наград.
Днём жил, а ночью спал в обнимку с клавой,
Создал ресурс, назвал Поэтоград.

Однажды вышел (думал, что в апреле)
На улицу (а ведь была зима!),
Простыл, закашлял, умер. Все сгорели
Стихи, стихи, великие тома.

2. Пишите редко!

Свой первый стих он выточить не смог
В исходном, им же заданном, размере.
Пришёл на помощь фрезерный станок...
Трудясь, будто невольник на галере,

Купил резец и шлифовальный круг,
Паяльники... На чердаке, под крышей
Он честно заработанный досуг
Весь отдавал на делание виршей.

Забывши про житейские дела,
Семейным узам наступал на горло,
Жена бранилась, а потом ушла.
Совсем ушла. И тут его попёрло!

Он написал: «Таланта не зарою,
И дай мне Бог с любимой быть другою!»

3. Пишите кратко!

Четыре дня работал над сюжетом,
Не прекращал стараний ни на час.
Оброс щетиной, будто дикобраз,
И сальный пот давно пристал к манжетам.

Поэма выходила хоть куда,
Она его вполне поработила...
Там люди, кони, стрелы... Там Атила,
И Чингизхан, и прочая орда.

Ему бы лечь и прикурнуть слегка,
А он сидит, глаза налились кровью,
Сидит во вред бюджету и здоровью,
Дрожит на чёрных клавишах рука.

Шёл день шестой. Он встал из-за стола,
Но всё вокруг внезапно помутилось,
Как сердце билось, так оно разбилось,
И смерть его, увы, подстерегла.

Он рухнул между кухней и уборной.
С ним памятник погиб нерукотворный.

29 ноября 2010 года

* * *
Написала мисс Луизиана
Два стиха в альбом - для мисс Квебек:
"Тот, кто постоянно обезьяна,
Никогда, увы, не человек!"

Мисс Квебек ответила ей вязью
(Красный карандаш всегда при ней):
"Всё вокруг себя обрызгать грязью -
Добродетель первая свиней!"

2010