* * *

Который день такая вот погода
Уже стоит,
Что с неба льёт, как из водопровода,
И гром гремит,

И кажется, что небо опустилось,
Давя наш кров,
Но не сумело - к югу покатилось
Путём ветров.

Холодными дождями лето плачет,
Что нет тепла.
Совсем не хочется сидеть на даче -
Природа зла.

Июнь 1988 года

* * *

Если грянут вновь литавры,
Наши уши оглушая,
Зазвенят аплодисменты,
Нас пленяя и пьяня,

Я поставлю в красный угол
Новоявленного бога
И пред этим изваяньем
Разбужу в себе раба.

20 ноября 1988 года

 

Воображаемое путешествие студента специальности
«Прикладная математика» МИИТа в Московский университет

                                               «Спасите наши души,
                                               Ведь нас евреи душат!»
                                                                Надпись на парте в аудитории МИИТа

Столица русского народа
Сокровищ множество хранит.
Прекрасна статуя Свободы,
Но мрамор наш, и наш гранит,
И купола седых церквей –
Не чьих-нибудь чужих кровей.

Средь замечательных творений,
Что существуют сотни лет,
Воздвиг архитектурный гений
Московский университет.
Для всех народов и племен
Открыл свои ворота он!

Для всех и каждого свободу
Вещал началом всех начал.
И лишь еврейского народа
Я в МГУ не замечал.
А, может, среди бездны дел
Я просто их не разглядел?
Хотелось мне за дело взяться,
Понять проблему глубоко.
Случилось в МГУ пробраться,
Хоть это было нелегко.
А следственный эксперимент
Помог начать один студент:

«Вы что как будто потерялись?» -
И попросил он сигарет.
«Здесь вам семиты не встречались?» -
Я сам спросил его в ответ.
А он мне веские слова:
«У нас для всех одни права!»

Мой собеседник не стремился
На эту тему говорить.
Он покраснел и удалился,
Забыв, что хочет закурить.
Но помню я его слова
Про наши равные права.

Одни права, одни свободы:
Свобода полной тишины,
Свобода критики погоды,
Свобода спать и видеть сны.
Я б мавзолей соорудил
Тому, кто сны не запретил!

А путь мой дальше продолжался.
Я в МГУ был первый раз
И по дороге восхищался
(Как жаль, что это не про нас!) –
Какие лестницы, буфеты,
Простите, даже туалеты…

И всюду разные народы:
Вот это – негр; а у дверей –
О, Боже мой, стоит у входа…
Да нет, араб, а не еврей.
Ну что ж, сверну за поворот,
За поворотом повезет.

Итак, по университету –
Иду, и прямо на мехмат!
И понимаю: только это
Искал миитовский примат.
Мы для заветного мехмата
Молились! Помните, ребята,

Без промедления решали
Национальный свой вопрос, –
Мы даже отчества меняли,
И оставался только нос…
Но нос-то всё же оставался,
И нам Сезам не открывался.

Хотя тогда открылись двери.
Вхожу на кафедру, вокруг
Смотрю и, несколько растерян,
Тяну, преодолев испуг.
Хотел лишь получить ответ:
Евреи есть или их нет?

И мне сказали: «Нынче гласность –
Святое дело, красота!
Но с нею новая опасность:
Разброд, шатанья, клевета…»
Не мог я слушать этот звон,
Махнул рукой и вышел вон.
Теперь, не гой, пардон, изгой
На тот мехмат я ни ногой.

Не нам, аидам, удивляться.
Не надо слёз или обид.
В конце концов, студенты-братцы,
Мы все горой за наш МИИТ.
Итак, заманчивый мехмат,
Тебе наш пламенный ВИВАТ!
Московский университет,
Тебе наш пламенный ПРИВЕТ!

30 декабря 1988 года

 

От начала и без конца

…А телефон по-прежнему молчал.
Как рыба, как оружье после боя,
Как рядовой бессонного конвоя,
Он ни вчера, ни нынче не звучал.

Он конвоир, а я бесправный зэк,
Жестоко на страданье обречённый,
И, также как колымский заключённый,
Для телефона я не человек.

Холодным взглядом десяти бойниц
Он смотрит на меня и в никуда;
Но что мне делать? Вырвать провода
Или, быть может, просто падать ниц?..

Комочек сердца бешено стучал
В страдании рождаются стихи,
И я готов уж искупить грехи,
Но телефон по-прежнему молчал.

25 января 1989 года

Зимние частушки

Не меняй меня на Таню,
Как валюту на рубли,
Я страдать не перестану,
Слёзы так и потекли.
Я страдать не перестану,
Буду слезы лить в кулак.
Не меняй меня на Таню,
Как пятак на четвертак.

Нынче белые снежинки,
Нынче звезды, словно снег.
Я соленые слезинки
Сам себе снимаю с век.
Я соленые слезинки
Не могу стереть с лица;
Нынче белые снежинки,
Словно звезды – без конца.

Окунуться бы мне надо
В твою душу с головой.
Ты же строишь баррикады,
Охраняя свой покой.
Ты же строишь баррикады,
Неприступен этот строй.
Окунуться бы мне надо
В эту душу под чадрой.

Утром вьюга завывает,
Белый ветер шапку рвет,
Мысли глупые срывает
И очнуться мне даёт.
Мысли глупые срывает,
Полегчало мне чуть-чуть…
Утром вьюга завывает
И рассеивает муть.

17 – 18 февраля 1989 года

 

О себе
                                    …Поэтом можешь ты не быть…
                                                                        А. Некрасов
Поэт я или не поэт – 
Не в том вопрос;
А просто что-то с детских лет
Во мне рвалось,
И не давало отдохнуть,
И, как назло,
Порой не трогало ничуть,
Порою – жгло.

Поэт я или не поэт – 
Мы все хотим
И заглянуть за триста лет 
Поверх светил,
И покорить весь белый свет
Своим умом,
Оставив хоть какой-то след
В краю родном.

Поэт я или не поэт – 
Известно мне!
Не удержаться триста лет 
На скакуне,
Стихом писательский Союз
Не покорить,
Не укротить созвездья муз
Лихую прыть.

Поэт я или не поэт?!
Но, чёрт возьми,
Я ненавижу с детских лет
Пустой возни
И презираю этот спор – 
Сомненья нет,
Что с детских лет и до сих пор
Я лишь поэт!

5 июня 1989 года

 

Звезда

Ушёл ещё один Поэт –
Ещё одна звезда остыла,
А нам остался яркий свет
После умершего светила.

Потом прошли миллионы лет,
А мы лишь только замечаем:
Звезды умершей льётся свет
Живыми, тёплыми лучами.

Под белым солнечным огнём
Тела небесные сгорают,
Она же самым светлым днём
Высоким пламенем пылает.

Нам открывается тогда,
Что мир не солнце освещало,
А та, умершая звезда
До нас дошедшими лучами.

21 - 23 сентября 1989 года

 

Ночной дождь

За окном стучит по карнизу
Тот, которого нет зимой.
Ночь, одета в чёрные ризы,
К нам является, как домой.

Днём был дождь. Он стучал по крышам
Городскому гудению в такт,
Только был почему-то тише
(Или просто казалось так?)

Ночь просачивается без стука,
Расползается по щелям,
Повелительно шепчет: «Ни звука!» –
Даже комнатным мотылькам.

Разлетаются звуки в клочья,
Всё полно безразличным сном.
Только дождь почему-то ночью
Вновь безумствует за окном.

Октябрь 1989 года

 

Снятся сны

Снова сны меня таскают по зигзагам подсознанья.
Семимерного пространства снова снится мне изнанка.
Все, что день собрал в созвездья, все сомненья и страданья
Раскружилось, распласталось, раскололось, словно склянка.

Разлетелось на кусочки, а затем, собравшись вместе,
Кое-как состыковалось в беспорядочном хаосе,
Кое-как соединилось в хаотическом созвездье,
Сном загадочным приснилось… В это время в странной позе

Я проснулся. Сон растаял, был он странен и бесцелен,
Растворился в кислороде или в углекислом газе.
Сон забылся. Стало ясно: мир совсем не семимерен…
А зигзаги подсознанья – это просто мысль в экстазе.

Февраль – 11 марта 1990 года

* * *

Тучи ходят гораздо быстрее нас
По своим великим морям.
Тучи знают гораздо более нас
Бесконечное пространство,
Которое мы называем небом,
А, поднимая головы, тучи,
Может быть, как на ладони,
Могут увидеть такие пределы,
Которые были и будут доступны
Разве что лучшим из нас.

Поднимите глаза, когда небо окрасится серым, -
Вы увидите то, что ни разу не видели вы:
Там гармонию мира в водяные прозрачные капли
Собирает энергия Солнца, как будто в музей.

Так рождается над нашими головами
Бесконечная во времени и пространстве,
Хаотичная в сознании и гармоничная в подсознании,
Неделимая, атомная серая беспорядочность,
Напоминающая серое вещество.

Что такое - тучи?
Часть ли это нашего мира?
А, может быть, это другие миры? -
Ибо там, где мы видим тучи,
Притяженье Земли слабеет,
И парение туч свободно,
И падение туч свободно,
Ибо тучи преград не знают,
И сомнение им не ведомо,
Ибо правда для них абсолютна,
А о лжи и не подозревают,
Ибо, сталкиваясь в полёте,
Тучи становятся лишь сильнее,
Ибо силы своей не знают,
Потому что не знают слабости,
И свободы своей не знают,
Потому что преград не знают,
И один лишь предел им известен:
Ограниченность существования…
А ещё они знают небо,
Поднимая головы, видят
Те пределы, которые были и будут
Доступны лишь лучшим из нас,
Если лучшие станут тучами.

Так что же такое - тучи?
Часть ли это нашего мира,
Или это другие миры?

Июнь 1990 года

* * *

Снова приходит ночь,
Давит на мышцы глаз.
Ночь,
Голову не морочь,
Я уже много раз
Видел тебя, как сейчас.

Там, за окном, огни.
За темнотой - окно.
Дни
Мне не нужны они,
Свет заслоняет дно,
Где
Что-то погребено.

Там, в лабиринте дна,
Напряжена струна.
Сна
Мне не даёт она -
Мертвенно холодна,
Адово накалена.

Июль - август 1990 года

 

Два попугая

Два попугая. В клетке им вольготно:
Нет недостатка в корме и питье;
Проснувшись, они долго и охотно
Беседуют о всякой ерунде,

Которая им снилась, очевидно.
(А впрочем, они вряд ли видят сны.)
Потом, при людях им совсем не стыдно,
Целуются. Их пёрышки модны

(Вернее, модны. Пёрышки их модны.),
друг друга начинают баловать,
но вскоре, вспоминая, что голодны
(Вернее, голодны), они идут клевать

Зерно, которое вчера хозяйка
Насыпала в кормушку прозапас.
Вполне устраивает эта пайка
Двух попугаев. Вобщем, каждый раз

Они наесться могут до отвала,
Потом напиться и поспать чуток.
Но днём они сидят спокойно мало,
А больше прыгают с кормушки на шесток,

С шестка на прутья клетки и обратно,
Клюют друг друга и клюют зерно;
Самец откроет дверцу аккуратно,
И оба вылетают, как в окно,

Соединяющее с внешним миром
Их малый зарешёченный мирок.
Ничто не связывает их с ОВИРом,
Они не вылетают за порог

Обычной кухни, хотя дверь открыта,
Казалось бы , слетай да посмотри,
Ан нет - они довольны, сыты,
Им по сердцу их кухня изнутри,

Где и вода, и газ, и холодильник,
И маленький диванчик в уголке,
И телевизор, а на нём будильник,
И в каждом самом малом пустяке

Они находят собственный достаток
И больше не мечтают ни о чём.
И потому их век не так уж краток,
И не общаются они с врачом-

Ветеринаром, и не пьют лекарства,
И знают точно собственный шесток,
Не спорят о проблемах государства,
Не ведают, где запад, где восток,

Где правит демос, где царят тираны,
Справлять ли день седьмого ноября,
И почему заморские бананы
Как были, так и есть по два рубля –

Всё суета, всё плод воображенья,
От лишней информации – тоска;
Живя в России с самого рожденья,
Они не выучили языка

И не хотят учить, он им не нужен:
Без языка целее голова.
Сегодня – слов разучишь пару дюжин,
А завтра – выгонят за те слова

На улицу, где холодно и сыро,
И роковых опасностей не счесть,
И никого не угощают сыром,
И каждого однажды могут съесть.

13 сентября 1990 года

 

Гражданская война

Гражданская война давно прошла.
Гражданская война стучится в двери.
И рушится великая страна
В ряду империй.

Такие наступают времена,
Такие наступают лихолетья,
Что о тебе, любимая страна,
Не буду петь я,

Не буду восхвалять твой Парфенон
Ни одой ломоносовской, ни песнью.
Ты омываема со всех сторон
Солёной смесью,

И эту смесь лакают из горла,
Как много лет назад, жрецы империй…
Гражданская война давно прошла.
…Стучится в двери.

11 октября 1990 года

Неродившемуся

Мне не забыть тебя. Ты был,
Как от углей сгоревших пыл,
В небытие ведомый ветром.
И километр за километром
В сознании моём ты плыл
Во власти инстинктивных сил,
Рождённых где-то там, в тиши
Моей страдающей души…

2 - 4 ноября 1990 года

Смутное время - 1

Если вечером - красное небо вдали,
Там, где тучи свисают до самой земли,
Не спешите подумать, что там подожгли
Нашу чёрную землю и небо враги -
Говорят, что у страха глаза велики.
Это просто закат, он всегда был таким.

Если ночью проснувшись, узрите в окне,
Словно огненный демон на красном коне
Проскакал, - не спешите рыдать о войне,
Что затеяли с нами иные миры -
Там сорвалось созвездие в тартарары
В результате космической звёздной игры.

Если утром как будто уже рассвело,
Но не видно ни зги, не прозрачно стекло,
Знайте твёрдо, что это не серое зло
Разбавляло в объятиях утренний свет
И на нём отпечатало дымчатый след -
Это просто туман, он всегда был так сед.

Если к полдню рассеялся серый туман,
Не спешите твердить, что, мол, это обман,
Сочиняя о нём уже новый роман,
Будто страшный конец, смертоносный угар
Нам готовит полуденный солнечный жар.
Не спешите узреть за кошмаром - кошмар.

А иначе, когда-нибудь ночью, во сне,
Вы увидите небо и землю в огне,
Исходящем из чрева земли и извне.
В этом сне в однородный дымящийся сплав
Будет слит целый мир - ни убавь, ни прибавь…
А проснувшись, поймёте, что всё это - явь.

20, 21, 22 октября 1990 года

Смутное время - 2

Отрава и горечь стучатся в висок,
И сыпется, сыпется жёлтый песок
Ушедшего времени в жёлтую бездну.
И скрежет зубов раздаётся железный,
И, как продолженье всего и итог,
Сегодня уходит земля из-под ног.

Уходит земля из-под ног, как тогда,
Когда отовсюду сочилась вода,
Внезапно разверзлись источники бездны,
Открылись отверстия окон небесных -
И это была предрешённая мзда
За наши грехи неземного суда.

Уходит, уходит земля из-под ног,
Но близится смутного времени срок,
И вновь повторяется то же и то же:
Не сын человечий, но, может быть, Божий
Посланец искупит вселенский порок?
…Но не предрекает посланца пророк…

3 - 5 ноября 1990 года

* * *

Я останусь в этой стране,
И Россия - со мною,
Даже если придётся мне
По России - с сумою;

Я страны этой Бог и раб,
Крепостной и хозяин,
И разбросан мой нищий скарб
От Москвы до окраин.

Не поместится в самолёт
То, что я здесь имею,
И не вынесет перелёт
Далеко в Иудею;

И не вынесет перелёт
В благодатные Штаты,
Где сегодня - восход.
…А у нас - лишь закаты,
Закаты…

1990 год

 

К национальному вопросу

Какому избранному племени
Не ставь ярлык, хотя б на нос,
Однажды процедура времени
Всё переделает в навоз,

Давайте станем все любезными,
Давайте наживать ума!
Все племена равнополезные -
С клеймом и даже без клейма.

21 апреля 1991 года

 

Дьяволиада
(из Булгакова)

Всё смешано: сборище пышных дворцов,
Домов и на слом обречённых лачуг,
Богатые здания местных жрецов
И нищие домики преданных слуг -
Москва в этот вечер стена за стеною,
Как будто распятая, пред сатаною

Лежала в пожаре миллионов огней
При свете закатного солнца вдали;
И долго смотрел Повелитель Теней
На этот кусочек трёхмерной земли.
Он молча сидел на складном табурете
Спиною к светилу. В пылающем свете

Блестел со спины его чёрный наряд -
Сутана и туфли. Он шпагу воткнул
В расселину плит, расположенных в ряд
На каменной крыше. И уличный гул
Сюда долетал, лишь как дальнее эхо
Единого хора из плача и смеха.

Так царствовал Воланд над городом зла,
Который раскинулся где-то внизу.
Он видел, что с запада грянет гроза
И чувствовал всем своим телом грозу.

Он знал, что и без Повелителя Ада
Продолжится эта дьяволиада.

25 июля 1991 года

Долой поэзию,
или Разговор с внутренним голосом (неоконченное)

Я хочу, чтоб однажды стихи замолчали
И не грезились бывшим поэтам ночами.
Я хочу, чтоб никто уже больше не понял,
От чего были так привередливы кони,
И кому было нужно - по самому краю,
Если есть магистраль, приводящая к раю,
Широка, без изъянов, ухабин и кочек, -
И вперед, не спеша, но и без проволочек
Отправляйся с утра и к полудню приедешь!

О, мой внутренний голос, ты, видимо, бредишь…

Почему же? - я в полном и здравом рассудке.
Не упеете к полдню? - ну ладно, за сутки
Доберетесь - за это уж я отвечаю.
Там, на финише, выпьете чашечку чая,
Отдохнёте, поспите, проснётесь, и тут-то
Вы окажетесь в новом пространстве как будто,
Но его описать я, увы, не научен.
Только знаю, что там вам покажется скучен
Даже гений, писавший из прошлого века,
Как к анчару послал человек человека;
Или вы не поймёте, кого астероид
Заставляет увидеть, что видеть не стоит…

26 октября 1991 года

Фрагмент

То, что я русский - это липа,
Евреем быть мне не велит
Различных документов кипа.
Наверно я космополит!

1991 год

* * *

Когда земля после потопа
Была так девственно чиста:
Европа - будто не Европа
И Азия совсем не та,
Что нынче,
Водные потоки
Открыли Божью благодать…
Явились ноевы потомки
И всё изгадили опять.

Окончено 5 января 1992 года

Новый дракон

Через несколько веков
Мы освободимся
От драконов и оков -
Заново родимся.

И, напрасно не мудря,
С нового сезона
Изберём себе царя,
Нового дракона.

5 января 1992 года

Анонимная пьеса

Эта пьеса написана кем-то была,
Но однажды в пожаре сгорела дотла.
Не осталось ни строчки её, ни листа,
И суфлёрская будка сегодня пуста.

Но театр гудит, но театр ревёт,
А затем постепенно смолкает, и вот
Раздаётся прелюдия из-за кулис,
Поднимается вверх, опускается вниз,

Застревает на лицах людей, между тел
Занимает свободное место. Предел!
Дальше музыке некуда деться. Она
Исчезает мгновенно. И вновь тишина,

Прерывает которую первый актёр.
А кулис уже нет, а на сцене костёр
В левом дальнем углу он почти не горит,
Только дым источает. И топот копыт

Дальний-дальний, чуть-чуть уловимый на слух,
Но со временем громче, и всадников двух
То ли тень, то ли призрак внезапно возник
И обрушился в зал. Зал от ужаса - в крик,

Но кошмар как обрушился, так и исчез.
В этот миг, как бы ужасу в противовес,
Появились на сцене фигурки детей
И картина из жизни обычных людей,

И привычный сюжет, на другие похож:
Пьянство, голод, предательство, оргии, ложь.
И антракт объявили, и вновь началась
То ли кровная месть, то ли схватка за власть,

И смертельно устал уже зрительный зал,
Но никто не уходит. Как будто сковал
Их единый, большой заколдованный круг,
Даже глаз не сомкнуть от усталости. Вдруг

Всё прервалось опять. Только дым не пропал
От костра. Он, напротив, сгустился и в зал
Просочился, прокрался и как бы повис,
Уподобившись музыке из-за кулис.

Только в зале теперь уже не продохнуть,
И не видно ни зги, и какая-то жуть
Опустилась на зрителей, и полумрак
Заслонил друг от друга сидящих зевак.

Но со сцены исчезли и дым, и костёр.
Только что это - чудо, видение, вздор? -
Через крышу театра и прямо сюда
Проникает мерцающим светом звезда,

Освещает актёра, и этот актёр
К поражённому зрителю руки простёр.
И смешалось пространство: и сцену, и зал
Неразгаданный узел как будто связал,

И запутавшись так, но пытаясь сломить
Эту связь, эту неразличимую нить
Все забыли о времени. Целую ночь
Анонимную пьесу играли точь-в-точь

По сгоревшему тексту актёры и зал…
А за дверью театра кемарил вокзал,
Отсыпались пивнушки, расслабился мост,
И туманное небо висело без звёзд,

И случайный прохожий не ведал о том,
Что в театре закручена драма винтом,
Что когда завершающий кончился акт
Объявили опять не конец, но антракт.

7, 8, 10 января 1992 года

 

* * *

Пришла внезапно, незаметно,
Произросла из-под земли,
Легка, прозрачна, безответна -
Туман вдали.

Волшебной плотью облачилась
(Там было зеркало, но в нём
Пришедшая не отразилась).
Была огнём,

Прикосновеньем леденящим
Прозрачных глаз. И аромат
Её прикосновенья слаще,
Чем виноград.

А после - океан без края,
Полночный сатанинский бал.
И воскресал я, умирая,
И умирал.

Она дыханием и взглядом
Внушала будто вновь и вновь:
"Твоя судьба с тобою рядом,
Не прекословь.

Пойми, занятие пустое
Перечить собственной судьбе.
Оставь здесь что-нибудь простое -
Миф о себе..."

А рано утром я уехал -
Финал очередной главы.
Осталось от меня лишь эхо
В котлах Москвы.

16 марта, 19 августа 1992 года

 

* * *

Только эхо на улицах города,
Где прошло моё зелено-молодо,
Растворяясь в машинной копоти,
От меня, наконец, останется.
Только тень на обоях в комнате,
Где один кровосос и пьяница…
Впрочем, это неважно. Собственно
Сила дружеских уз и родственных
Для меня означает более
Притяжения к глыбам каменным,
Навороченным чьей-то волею
Туповерхим коробкам правильным.

Март 1992 года

 

День рождения

Ты появилась под покровом
Зодиакального быка,
Оповестила мир не словом,
А только голосом пока.

В тот день, двадцатого апреля,
Весна стояла на дворе,
Была пасхальная неделя,
Как сказано в календаре

Еврейском. И дорожка света
С небес на маленькую плоть
Спускалась. Означало это -
Благословил тебя Господь.

18 апреля 1992 года

Российское

Пройти по миру так, чтоб грязь
Не всхлипывала под ногами,
И чтобы пыль не поднялась,
Встревоженная сапогами,

Пройти по миру босиком,
А лучше - пропорхнуть над миром
Еле заметным ветерком.
Ни командиром, ни кумиром

Не быть. Не ёрзать на коне,
Не пачкаться в навозной луже,
Открыть огромный мир во мне,
Забыв о суете снаружи.

Презреть земную круговерть
И в храме, мной сооружённом,
Когда придёт нагая смерть,
Предстать пред нею обнажённым.

Преодолев земную твердь,
Не помнить о её приметах.
И лучше заживо сгореть,
Чем быть средь заживо воспетых.

23 апреля 1992 года

* * *

Первоисток, первооснова,
Единство в ипостасях трёх,
Оно сначала было - Слово,
И это Слово было Бог,

Которое потом распалось
На миллиарды единиц,
И от Него досталась малость
Любой из мыслимых частиц,

Которых непомерно много.
И всем им было суждено
Предстать подобиями Бога
Иль суррогатами Его.

8 июня 1992 года

Протопоп Аввакум

Говорят, что Земля - это только точка
В бесконечном пространстве, лишённом тверди,
Это только точка, что летает точно
Между двух пределов бытия и смерти.

Потому, наверно, на вопрос старухи,
Мол, доколь, Петрович, будут муки эти,
Посмотрев на небо, простирая руки,
Протопоп ответил, что до самой смерти.

1992 год