Борис Кушнер (предисловие к книге "Необычайное приключение")

Борис Кушнер

 

  

  НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

  Книга стихов

  Михаил Ромм и Элла Титова-Ромм

  

  

  "Необычайное приключение" - необычайная книга. Гляжу на неё и улыбаюсь: нечасто случается такое необычайное соединение любящих душ в земной жизни и в сочинительстве, в создании земного дома и дома книги. Радуюсь ещё и потому, что такое необычайное приключение, лучше сказать счастье, досталось друзьям, с которыми довелось встречаться не только в виртуальном пространстве - кибернетическом месте всеобщих встреч, но и в реальном мире, на реальной, а не воображаемой "датской" почве. Встреча эта украсила для меня январский (2008 г.) съезд Американского Математического Общества в Сан-Диего, Калифорния. Элла, Миша, мой американский коллега Марк и я проехали через длиннейшую дугу моста над заливом и остановились поблизости от старой деревянной гостиницы, отдалённо похожей на линейный корабль восемнадцатого века. Сооружение это, подсвеченное в надвигающихся сумерках прожекторами, казалось мне странно знакомым. Ещё бы! Именно здесь снимались решающие сцены знаменитой ленты "Some like it hot", в советском прокате названной "В джазе только девушки". Правда, в кино гостиница (сколько я помню) размещалась во Флориде, но кто же станет придираться! Знакомые холлы, знакомые лифты - только табличка, извещавшая от имени штата Калифорния о присутствии в стройматериалах канцерогенов, была данью нашему склочному времени. В полной гармонии со стилистикой фильма (итальянская мафия) мы поужинали при свечах в близлежащем итальянском ресторане - одни в большом зале. Казалось, сейчас принесут огромный торт, и начнётся стрельба. Но такое необычайное приключение нам на долю не выпало. Зато назавтра мы провели чудесный вечер в доме наших поэтов. И всё это время я любовался этим светившимся человеческим счастьем, очевидно, нелегко доставшимся. И чувствовал что-то вроде самойловских строк эпиграфа к книге:

  

  О, как я поздно понял,

  Зачем я существую!

  Зачем гоняет сердце

  По жилам кровь живую.

  

  И что порой напрасно

  Давал страстям улечься!..

  И что нельзя беречься,

  И что нельзя беречься...

  

  "Необычайное приключение" - великолепный результат этой высокой "небережливости".

  

  Не следует думать, что голоса любящей пары звучат в унисон. Перед нами сложный дуэт двух творческих личностей, очень разных, когда речь идёт о пере и бумаге. Это видно уже по первым двум главам, загадочно названным "Глава М" и "Глава Э". Первая сочинена Эллой, вторая - Мишей. Рискну догадаться, что первый цикл - Эллино посвящение Мише, второй - Мишино Элле. Чудесно!

  

  Элла - тонкий лирик, её стихи изысканно женственны, но при этом не лишены озорства, богемности, порою весёлого хулиганства, всегда, впрочем, в рамках истинной эстетики. Элла - немного Кармен в своих стихах. Слава Б-гу, Миша не похож на Хосе. Стилизация строк

  

  В царстве райского ада

  Воют медные трубы

  Так плесни же мне яда

  В ярко-красные губы

  

  будет жизнь твоя

  искалечена

  роковую ты

  встретил женщину

  

  перекликается с эпиграфом книги. И те, кто испугался за Мишу, с облегчение прочтут:

  

  Я выйду мокрая, как мышь,

  Живой из душа.

  Не слушай никого, малыш,

  Прошу, не слушай.

  Я стану музой для тебя,

  Уже не важно:

  Приду, спасая ли, губя

  Строкой бумажной.

  

  А вот и Мишино эхо в главе "Э":

  

  Но скоро случится то, что случится скоро,

  Ибо октябрь на дворе, ибо ты, наконец, прилетишь,

  И будет нам в волю мажора, в волю минора...

  Ты помнишь?- Из душа ты мокрая выйдешь, как мышь.

  

  И снова Элла:

  

  ***

  Странно: один человек заменяет вселенную.

  Звёздное небо вращается - безудержная центрифуга.

  Утоляю ломку свою внутривенную

  Дозой поцелуя, наркотиком телесного вторжения друг в друга.

  

  И засыпаю. Ночь баюкает сладкоголосой сиреною.

  Мне снится вселенская катастрофа: падает небо, рушатся города.

  Страшно: один человек заменяет вселенную.

  Боже, храни его! Я плачу. Ты говоришь, что будешь со мной всегда.

  

  Как горячо, как смело, как по-женски!

  

  Говоря о "женской поэзии", никоим образом не хочу принижать таковую. Наоборот. Именно Женщина, с её высшим, от Б-га назначением Материнства наделена особенной чувствительностью, особенным трепетом Души. И если эти начала переплавлены в Слово, возникают строки пронзительности, нам, мужчинам, недоступной.

  

  ***

  Сопрано, а точнее меццо-

  Сопрано, утренних синиц,

  От коих никуда не деться,

  Меня разбудит. Половиц

  Нежданный скрип еще не выдал

  Твоих - на цыпочках - шагов.

  Постель растерзанного вида,

  Где мы от зависти богов

  Пытались безнадежно скрыться

  Под покрывалом до тех пор,

  Пока присяжные-синицы

  Не зачитали приговор.

  

  Удивительно, как поэт чувствует, скорее всего подсознательно, само звучание слов. В цикле Эллы часто встречается тропический напиток "ром", всего одной буквой отличающийся от фамилии её мужа! Да и Миша сам посвятил благородной огненной жидкости проникновенное стихотворение.

  

  Лирик Элла дополняется виртуозом Мишей. Его занимает кинематика, механика стихосложения, комбинаторика слов. Помню его виртуозные циклы, венки сонетов.

  

  Мне всегда было интересно читать Мишины стихи. А здесь виртуозное начало, празднество версификации как таковой смягчено, одушевлено любовью. И получаются такие строки:

  

  Полёт из Сан-Диего в Рим

  Хорош хотя бы тем,

  Что мы друг с другом говорим,

  Ведь небеса - Эдем,

  В котором света нет и тьмы,

  Смешались день и ночь;

  Здесь нет страны, а только мы,

  И всё земное - прочь.

  

  Всё позади, всё на потом

  Оставлено, пока

  Под нами целый мир пластом

  Заполз под облака,

  Лежи, усталостью разбит

  Под облачным крылом...

  Пускай он там один поспит,

  Покуда мы вдвоём.

  

  Подозреваю, что Эллин цикл "Сказки для малыша" всё о том же Мише:

  

  ***

  На небесном склоне

  Кляксы от чернил.

  Месяц мне в ладони

  Лучик уронил.

  Задуваю свечи,

  Не могу уснуть -

  Нас дорогой вечной

  Водит Млечный путь.

  В сломанном вазоне

  Фикус мой зачах.

  Но твои ладони

  На моих плечах.

  

  Воистину любовь неисчерпаемее электрона!

  

  В стихах проглядывает также очаровательная интертекстуальность.

  

  Вот Мишин гамлетов намёк:

  

  Сказать: сегодня мне тепло...

  Скорее, жарко. Очень жарко.

  Терять за день по полкило

  И стеариновым огарком

  То гаснуть, то гореть впотьмах...

  Тлеть, застывать, воспламеняться...

  Какие сны в том сне приснятся?

  В каких языческих тонах?

  Открой Завет. Читай ТаНаХ.

  

  Элла:

  

  ***

  Нет, зеркала не врут.

  Взгляд - и удар под дых.

  Значит, напрасный труд

  Время терять на них.

  Если морщинок сеть

  День превращает в ночь,

  Значит, тебе смотреть

  Правде в глаза не в мочь.

  Значит, не медля брось

  В те зеркала смотреть.

  

  ...Вертит земную ось

  Старый, больной медведь.

  

  Зеркало и последующее - полемика с 22-м Сонетом Шекспира (My glass shall not persuade me I am old), а медведь явно явился из "Кавказской пленницы". Там была песня "Трутся спиной медведи/О земную ось". Миша в свою очередь называет следующий цикл "Списком кораблей", а начинает его пародийным "Нет, он не бабник, он другой, /С таким не сладить и Мадонне"... И свой список Миша, в отличие от Мандельштама, не бросает читать на половине. Говоря серьёзно, кораблями оказываются другие сочинители, субъекты посвящений. Часто озорных, иронических. С удовольствием нашёл в "списке кораблей" самого себя. Отплачу моим старым посвящением Мише:

  

  ВАРИАЦИЯ 5-21

  

  Михаилу Ромму

  

  Зудит критическая проза:

  "Он виртуоз и, значит, пуст".

  А мне - по сердцу furioso -

  На кобру - молнией - мангуст!

  Пусть говорят, что Тальберг - поза,

  С линейкой к Листу? Сгинь, Прокруст!

  Пассажей нежность и угроза -

  Горит, но не сгорает Куст. -

  ..............................................................

  Так упоенье виртуоза -

  Послание нездешних Уст.

  

  Далее следуют "городские циклы". Элла тоскует по высокотемпературному миру Нью-Йорка, оставленному ради Миши. Миша пишет о поездке в Москву. И завершает книгу цикл стихов "Гелла и Фрикс", сочинённых авторами совместно, - нечастое явление в серьёзном стихосложении! Элла и Миша пишут о летних пожарах в Сан-Диего, пародируют известные любовные мифы ("Сказка про горячего Илью и пугливого Амура"). Здесь и Амур, и пастух со своей пастушкой, Илья Муромец, Джульетта, Тристан с неизменной Изольдой и любовным напитком (не волшебной ли версией всё того же рома?). Стилизация "Гелла и Фрикс", на мой взгляд, изысканная аллегория собственных отношений поэтов.

  

  Но пора мне и честь знать. Предисловие не должно отвлекать от собственно книги. Немного завидую читателю: ему предстоит необычайное приключение на тропах поэзии, полной любви, страсти, изящного лукавого озорства, путешествие, которое я уже совершил.

  

  Борис Кушнер, (поэт, переводчик, эссеист и публицист, профессор математики Питтсбургского Университета)

  

  31 декабря 2009 г., Pittsburgh.